выпуск 2(11) 2017

Миллениум без элит

Любая мера отличия потеряла смысл и ведёт к ошибке
Множество привычных, даже незыблемых, практик выделения лучших в человеческом обществе пошатнулось, если не разрушилось за годы текущего 21 века.
«Политическая» (а если по правде, «коррупционная») составляющая вручения премий, обозначения выдающихся над массой людей оказалась налицо.
Самыми яркими событиями можно назвать, наверное, связанные с Нобелевской премией Мира: одна дана президенту США Бараку Обаме, во время срока которого развязано множество локальных войн, проведён ряд силовых захватов власти при поддержке войсками самой Америки и её союзников. Вторая дана «целому Европейскому Союзу», то есть, каждому его жителю, притом что на неё были кандидаты и менее абстрактные – Людмила Алексеева, например. Совсем из другой категории – конкурс Евровидение-2016 так же неожиданно выделил победителем песню, намекающую на геноцид крымских татар, хотя конкурс музыкальный и текст сам по себе вряд ли стал бы поводом аудитории голосовать (половина слушателей его и разобрать не смогла бы).
Сегодня отчасти количество лайков или просмотров взяло на себя бремя ценза.
Вручение премий, присуждение степеней, присвоение званий и другие способы отметить людей, отличающихся от других, всегда было способом фильтрации внимания. Как узнать, чьи стихи читать, чьи песни слушать, чья научная работа по-настоящему ценна и двигает нас вперёд, чья картина или фотография есть настоящее искусство? В советские времена премии давались тем, кто своей работой вносил вклад в претворение задач Партии. Не всегда это были самые лучшие, никогда – мыслившие инако, но достойные – наверняка.
Сегодня отчасти количество лайков или просмотров взяло на себя бремя ценза. Чем больше человек вовлечено, тем как бы выше ценность. Популярность отражает принципиально противоположный способ маркировать выдающихся: если премию вручает комиссия экспертов, то популярность – просто масса разных, всяких, людей. Чьё мнение более правильно?
Относительно чего устанавливается категория ценности того или иного человека и его культурного продукта, если они не оцениваются в прямом соревновании по законам природы?
Спорт как механика выделяет лучших сугубо по возможностям силы и скорости (правда, политика вмешалась и в него). В культуре невозможно просто сравнить, нужно иметь критерии – символические. Оперировать символическими критериями могут только те, кто имеет опыт работы с ними. Это способ меритократический. Лучшие, объединившись, выбирают самых лучших.
События вокруг Академии наук дискредитировали и такой способ. Дело даже не в том, что в число лучших попали недостойные, а в том, что выбиравшие их, уже обозначенные как достойные, оказались не соответствующими своему статусу. То же оказалось правдой и для премий, включая государственные, и для ранжирования в системе учёных степеней и званий, и других сферах.
Другими словами, современный человек, пока не входящий в число отмеченных тем или иным знаком качества, остаётся без какого-либо ориентира.
Любая мера отличия потеряла смысл и ведёт к ошибке.
Я пишу эти строки и меня посещает удивительное чувство свободы. Мне не нужно ориентироваться на мнение «каких-то лучших» – они не лучшие, они такие же как все, но с ключами от каких-то дверей, не доступных всем подряд. Что за этими дверями? Ничего ценного. Немного еды, роскоши, власти… Ничего, что сделало бы жизнь более яркой, насыщенной, здоровой, имеющей смысл.
В лондонском Сити довольно много старых зданий с внушительными дверями, наглухо закрытыми и без опознавательных знаков. Что за ними? Очень часто – гильдии, клубы не для всех. Избранность всегда манила людей.
Кажется, крушение ценностей, приписываемое периоду постмодернизма, движениям хиппи и подобным практикам второй половины прошлого века, – кажется, теперь оно произошло по-настоящему.
Сегодня нет гарантии, что за большие деньги получишь качественную услугу или помощь, что самое популярное окажется лучшим, что самое премированное действительно будет соответствовать высокому качеству. Так нет и гарантии того, что нечто или некто никак не отмеченный вдруг не станет выдающимся в жизни другого: спасёт жизнь, даст импульс движению вперёд, сделает полезное дело, разрешит проблему.
Я чувствую свободу оттого, что только я могу решать, что лучше.
И хотя я могу быть не прав, фактически, лучше всё равно никто не решит. Книга, премированная Русским букером, может оказаться невыносимо пустой – и мне не нужно убеждать себя в её ценности. Попсовая певица, получившая внезапно звание Заслуженного артиста за «заслуги в развитии отечественной культуры», не сделается ценной для меня певицей. Равно как суперпопулярные и отмеченные дланью массового интереса деятели в любой другой области.
Экспертная элитность сравнялась с массовой – своим антиподом, и значит, они свели друг друга, как плюс и минус, в ноль.
Эта свобода похожа на ощущение вершины горы, когда над тобой нет никаких ограничений, но под тобой пропасть. И главное – устоять. Или научиться летать.
Но есть одно обязательное обстоятельство. Потеряв веру в экспертное мнение, нужно самому стать экспертом. Это накладывает неизбежную сложность, иначе мир давно бы жил в такой системе. Быть экспертом во всех областях невозможно. Невозможно, если это значит обладать знанием. Но не знание нужно, а опыт, и ещё – нужно уметь найти эксперта, то есть уметь выбрать среди людей того, кто по-настоящему, не за деньги или по родственным связям, соответствует элите своей области, будь то стилист-парикмахер, товаровед, кулинар, продавец тканей для штор, укладчик паркета. Тогда можно правильно использовать сотни часов, которые этот эксперт потратил в своей жизни по-настоящему. Не проведя вхолостую шесть лет в университете, но усвоив эти мегатонны знаний, не придумывая на ходу умозрительные конструкции, но взвешивая слова. Не делая вид, но делая.
Получается, что мерой элитного, избранного, сегодня является наше собственное Я. И что для нас будет элитой, зависит исключительно от того, что мы сами такое.
На мой взгляд, это важнейшее достижение культуры, отражающее новый шаг человечества. Не злиться нужно на дискредитацию институтов по назначению элит и не огорчаться этому, но радоваться, потому что наконец наступивший 21 век, действительно, начало нового тысячелетия. И может быть, это начало становления уникальности и независимости каждого человека как лучшего для себя и для других.
Но, только, придётся как следует поработать.
РАНЬШЕ
Прокрастинация
Она имеет глубокие механизмы, она у каждого своя, решать эту проблему можно только самостоятельно
ДАЛЬШЕ
Об элитах
Общество, существующее по законам самоорганизации, повторяет природные законы, словно в нём и нет человека.